— Нет, не танки и не комплексы. Им требуется тяжелое вооружение. Самое тяжелое вооружение. Из всех ныне существующих…
— Что вы подразумеваете под «самым тяжелым вооружением»?
— Я подразумеваю… я подразумеваю атомное вооружение.
Слово было произнесено. И было услышано. Продавец отрицательно покачал головой.
— Мы не занимаемся подобного рода вооружением.
— Почему?
— Не занимаемся, и все.
— Но почему? Почему занимаетесь танками и не занимаетесь тем, что стоит дороже танков?
— Ну, скажем так, в силу различных, не зависящих от нас обстоятельств.
— Но мой покупатель готов платить. Готов платить очень большие деньги. Гораздо большие, чем предыдущий, чьи интересы я представлял в прошлой сделке.
— Нет. Этого товара у нас нет.
— Но мы можем обсудить принципиальные возможности проведения данной сделки.
— Нет.
— Хорошо, тогда давайте договоримся следующим образом: вы не будете говорить «нет». Сейчас не будет Вы передадите мое предложение вашим хозяевам. Или хозяевам ваших хозяев. Дословно передадите. Вы скажете им, что одно ближневосточное государство готово приобрести партию атомного оружия, в том числе снятых с вооружения образцов. И не пожалеет для этого никаких средств. Даже очень больших средств. Что эта сделка, если она состоится, не будет затрагивать интересы безопасности России и союзных ей стран. И данное государство, в случае, если осуществление данной сделки повлечет за собой какие-либо негативные последствия для продавцов, готово предоставь им политическое убежище, охрану и обеспечение всем необходимым для жизни. До конца жизни.
— Хорошо. Я передам ваши слова. Дословно передам.
— Я буду ждать вашего ответа здесь. Пять дней. Или столько, сколько потребуется.
Наживка была заброшена. Самая главная наживка. Теперь оставалось только ждать. Поклевки ждать. Или ее равного неудаче отсутствия…
Глава 29
— Они вцепились в меня. Они вцепились в мертвой хваткой, — сказал Митрофан Семенович.
— Ты уверен?
— Уверен. Микрофоны, слежка. Причем очень хорошие микрофоны. И очень квалифицированная слежка. Вчера добавили еще двух человек. Мне становится все труднее уходить от них. Еще день или два, и они раскроют вторую квартиру. И перекроют мне последнюю возможность бесконтактного выхода.
— Все так серьезно?
— Я думаю, даже еще серьезней.
— Кто они?
— Охрана Президента. Больше некому. Они пошли за мной после встречи с ним.
— Зачем ты им?
— Я — ни за чем. Им нужна Контора. Вернее, организация, с представителем которой имел встречу Президент.
— Вы считаете, они узнали о Конторе?
— Вряд ли. Но они узнали о встрече. И пытаются узнать все остальное.
— Что вы предлагаете?
— Я ничего не предлагаю. Я предупреждаю о потенциальной опасности. О том, что не могу продолжать исполнение своих обязанностей в прежнем объеме.
— Хорошо. Мы подумаем о возможности перепоручения ваших функций кому-нибудь другому.
«Перепоручение функций» звучало очень неприятно. Потому что человека, освобожденного от прежних обязанностей, нужно было трудоустраивать в какое-то другое место, которых в Конторе не было.
В нормальных организациях в подобных не столь уж редких случаях работников попросту сокращают. Выплачивая трехмесячную денежную компенсацию и предлагая позаботиться о своей дальнейшей судьбе и своей новой работе самому.
Контора к числу нормальных организаций не принадлежала. Контора была ненормальной организацией, которую было впору в институт Кащенко укладывать. В отделение для больных, страдающих манией преследования. В качестве преследователя.
Контора не имела возможности сокращать своих работников. И позволять им искать новую работу. Потому что в первую очередь должна была сохранять тайну своего существования. Чего бы это ни стоило, сохранять. Даже ценой увольняемого работника. О чем эти работники были прекрасно осведомлены.
— Мы подыщем вам какие-нибудь другие обязанности, — сказал вызванный на встречу Куратор.
«Другие обязанности» — тоже было крайне неприятной формулировкой. Раньше, лет двадцать назад, когда нравы в данном известном, вернее, никому не известном ведомстве были более жесткие, «другие обязанности» могли обозначать только одно — скоропостижно произошедший несчастный случай. Или чуть более милосердное — ссылку куда-нибудь на остров Врангеля в качестве невыездного на материк в течении последующих лет десяти гидрометеоролога.
Нынче, когда нравы в связи с общим развалом государства и работающих на него спецслужб смягчились, — отсыл Резидентом в какой-нибудь очень далекий и очень второстепенный регион. Или консервация до востребования. До момента, когда ты вдруг снова понадобишься. А может, и не понадобишься уже никогда. Но тем не менее до самого конца жизни себе принадлежать не сможешь. И рассказать о своей прошлой работе или даже намекнуть на нее тоже не сможешь. Если не хочешь скончаться от закономерно-случайных бытовых травм. К примеру, до смерти отравившись бытовым газом пропаном, который ради такого случая специально подведут к твоему негазифицирванному дому.
— Что мне делать дальше?
— Ничего. Ждать соответствующих распоряжений;
И Куратор пошел к себе. А Митрофан Семенович себе. В свою квартиру. Где отсутствующий Митроф Семенович уже тридцать пять минут разговаривал своей кошкой. И с отсутствующим самим собой.
Митрофан Семенович прополз в свою ванную, тем в свою комнату и, отключив магнитофон, продожил монолог вживую.
— Эх, надоело все! И ты надоела! И сам я себе надоел…
Еще три-четыре ухода, и фонотеку придется каким-то образом обновлять. Потому что ранее приготовленные записи уже практически закончились, а повтор прежних может быть неверно истолкован невидимыми соглядатаями. Это же не радиопостановка, где особо понравившиеся места можно по многочисленным просьбам слушателей повторять по нескольку раз.
— Ладно. Иди ешь. Иди грызть свою косточку, пока я добрый, — милостиво разрешил Митрофан Семенович.
И завалился спать, чтобы выдать в эфир уже не записанную загодя «фанеру», а свой натуральный, звучащий вживую храп. Чтобы отдохнуть от этого изматывающего ограниченного четырьмя стенами «ничегонеделанья» которое хуже всякой работы…
Но даже во сне Митрофан Семенович помнил, что именно Митрофан Семенович, а не кто-то другой, и поэтому храпел, вскрикивал и бормотал во сне, как это было свойственно Митрофану Семеновичу…
На следующий день Митрофан Семенович, равно как и все жильцы его дома, нашел в своем почтовом ящике рекламу фирмы, занимающейся установкой подъездных домофонов. На двух страницах подробно расписывались преимущества установки домофонов именно этой фирмой. Именно в этом доме.
Митрофан Семенович очень внимательно прочитал рекламу. И выделил из текста одну-единственную фразу, предназначенную, в отличие от всего остального текста, непосредственно ему. Эта фраза обозначала разрешение на эвакуацию.
Контора разрешала ему покинуть помещение…
— Ну что там? — спросил начальник президентской охраны.
— Ничего. В смысле совсем ничего. В смысле объект никак не проявляет себя, — доложил командир группы наружного наблюдения.
— Давно не проявляет?
— С самого утра. Уже почти шесть часов.
— А до того?
— До того — как всегда. Ходил. Умывался. Ел. С кошкой разговаривал. А потом замолчал.
— Может быть, микрофоны сдохли?
— Нет. Микрофоны в порядке. Мы проверяли.
— Что же с ним такое могло случиться? За эти шесть часов.
— Не могу знать.
— А посмотреть тоже «не могу»?
— Никак нет. Я не получал на это никаких дополнительных распоряжений.
— «Не получал». Экие вы все законопослушные стали! Где не надо. В сортир скоро без соответствующего приказа будете бояться сходить. Объект шесть часов никак не обнаруживает своего присутствия, а они не могут проверить, есть он на месте или нет? Ждут высокого соизволения. А если бы я еще месяц не пришел? Вы бы месяц ждали?
Командир группы наблюдения промолчал. Хорошо быть инициативным, когда ты начальник. Когда над тобой, что называется, не каплет. Не висит дамокловым мечом начальство. Особенно такое начальство…
— В окна заглянуть не пробовали?
— У него на окнах шторы. Ничего не видно.
— Ничего не видно, ничего не слышно, ничего не известно. Ну-ка включи мне микрофоны. Я сам послушаю, — попросил главный охранник.
Наушники транслировали тишину. Совершенную тишину.
— Может, он спит?
— Когда он спит — мы его слышим.
— Ладно. Тогда давай так — пошлем к нему кого-нибудь из ребят из «наружки». Под видом почтальона. Или электрика. Или прохожего, который адресом ошибся. Пусть посмотрят, что да как. Если никто не будет открывать, напишем заявление от имени соседей. Пригласим участкового, слесаря из жэка и вскроем дверь. Въехал? Ну а если въехал, то действуй…
